Через окно был хорошо виден «Опричник», увешанный старыми автомобильными покрышками и притянутый к причальной стенке швартовыми концами.
Видно было, как офицер-пограничник с уоки-токи на плече проверял документы у Арона и Васи.
— Дипломы рулевых у них, конечно, куплены. Тут и к гадалке не ходи, — равнодушно сказал начальник смены.
— Вам лишь бы черт-те что наклепать на людей! — обозлился Леха.
— Я тебя умоляю! — сказал начальник смены. — Ты бы видел, как они к причалу подходили! Чуть пол-Одессы не разнесли своей лайбой. Да и регистровое удостоверение у них липовое. Никакой экспертизы не нужно.
— И яхта у них краденая, да?! — возмутился Гриня Казанцев.
— Нет. Яхта у них собственная, и они утонут с ней еще в десяти милях от нашего берега.
— Типун тебе на язык!.. — сказал Нема. — Спасибо, что ты их еще не тряс, как грушу!
— А чего их трясти? Блоха в кармане и вошь на аркане…
— У вас таможня — значит, — волки. Вампиры. А мы трясем только в трех случаях: когда есть информация — раз! Сами понимаете откуда… Когда видишь, что клиент говно и ему нужно испортить настроение — два. И когда он сам трясется так, что из него все сыплется — три! А этих ваших двух мудаков можно было и не досматривать. Пускай плывут. Что мы — не люди, что ли? Иногда на такое глаза закрываешь!.. Думаете, я не видел, что у них карты и лоции Министерства обороны, да еще с грифом «Для служебного пользования»? Я же не спрашивал, откуда они! Или, к примеру, спасательные жилеты…
— А как можно без спасательных жилетов людям, не умеющим плавать? — не выдержал Нема.
— Действительно, без жилетов — никуда, — подтвердил таможенник. — Но ты бы, Нема, хоть инвентарный номер вашего клуба с этих жилетов догадался бы стереть! Или тузик надувной… По сертификату спасательных плавсредств не числится, а тут вдруг появился. Откуда бы это, а, Нема?..
— Ладно тебе, Иван! Приебался, как банный лист… — оборвал его Казанцев. — Проводить-то их хоть можно? Мы специально в гражданское вырядились, чтобы погонами не отсвечивать…
— Конспираторы! — усмехнулся Иван. — Погодите. Узнаю, пограничники кончили с ними работать или нет…
Он взял со стола уоки-токи, нажал на кнопку и спросил:
— Ну, что с этими самоубийцами на яхте — порядок?
И из уоки-токи ответили этак задумчиво:
— Порядок-то, порядок… Только не знаю — выпускать их или нет… Потонут еще засранцы! На такой громадине минимум человек шесть должно быть, а они вдвоем… Да еще ни уха, ни рыла не смыслят в этом деле! Верная гибель!.. Жалко ведь мужиков, Иван Сергеевич…
— Тебе-то что? — ответил в уоки-токи Иван. — Стоишь на страже рубежей нашей необъятной вот и стой! Ишь, жалостливый какой!
Он положил уоки-токи на стол, надел фуражку и сказал:
— Айда, мужики… Лапками помашите на прощание. И не болтайте лишнего — у нас тут каждый второй стучит. Не подводите.
Уже на выходе, запирая дверь кабинета, спросил у Блюфштейна:
— Когда тебя-то досматривать будем, Нема?
Долго стояли на пирсе в трех метрах от борта «Опричника», а Василий и Арон в кокпите своей яхты. И все были слегка растеряны. Разговор, как обычно в таких ситуациях, не получался и угасал.
У яхты торчали два молодых солдатика-пограничника, бдительно ели глазами и провожающих, и отъезжающих.
Начальник таможенной смены и старший пограннаряда с уоки-токи на плече деликатно болтали в сторонке.
— За могилой присмотрите… — говорил Арон.
— Само собой, — хрипел Леха.
— И памятник… — говорил Вася.
— Ну, сказали же!.. — раздражался Гриня Казанцев.
— С памятником не торопитесь, — предостерегал Арон. — Пусть земля осядет, а уж по весне…
— А то мы не знаем! Вы сами-то как?..
— Нормально.
— В туман — убирайте паруса, становитесь на якорь и дудите в трубочку!.. — советовал Нема. — Я ее куда-то в рундуки засунул…
— Ладно. Прощайте, ребята, — наконец сказал Арон. Пора…
— Нет слов, мужики… — Вася откровенно шмыгнул носом. — Просто нет слов… Нема! До встречи!
Блюфштейн грустно пожал плечами.
Арон завел двигатель. Леха и Гриня сбросили с кнехтов два швартовых конца, а третий, кормовой, не успели…
Яхта стала отходить от причала, но ее еще держал кормовой швартовый, натянувшийся так, что теперь его снять было уже невозможно.
— Стой!!! — крикнул Нема, но было уже поздно…
Арон прибавил обороты двигателю, вода за кормой вспенилась, забурлила, и яхту стало разворачивать носом в море… Плохо закрепленный швартовый конец соскользнул с бортовой утки и мгновенно обмотался вокруг кормового флагштока, на котором лениво полоскался государственный флаг Советского Союза.
Освобожденная яхта рванула вперед, флагшток обломился с громким треском и полетел в воду вместе с красным флагом и золотым серпом и молотом…
Без флага, без флагштока, оставив на Одесском причальном кнехте свой последний швартовый конец, уже не принадлежащий никакому государству, «Опричник» уходил в открытое море…
— Господи… — вздохнул Нема Блюфштейн. — Хоть бы они выгреблись!..
И вот уже нет берегов ни спереди, ни с боков, ни сзади. Только вода, вода, вода…
Маленькие волны со вспененными загривками бегут друг за другом на равном расстоянии, с равными промежутками во времени…
А потом силы их иссякают, белые загривки мелкими пузырями рассыпаются в черной воде, и море рождает новые маленькие упорные волны, которые через несколько секунд тоже погибнут, чтобы уступить место вновь рождаемым…
«Опричник» покачивался на воде. Двигатель молчал. Отчетливо слышался плеск до срока умирающих волн, разбивающихся о его драгоценные борта красного дерева.